Я что, слугой быть ей должна? Так вот, последний раз тебе сказала — Решай сегодня — я или она. Кричала нервно, громко, истерично И начисто забыв о тормозах. Опять испорчен завтрак, как обычно. Застыли слезы хрусталем в глазах. Сынок молчал, молчала рядом внучка, Тот ангелок, которого она Так много лет в своих держала ручках. Большая стала, нянька не нужна… В невестку же как будто бес вселился — Кричит, бьёт в гневе кулаком об стол: — Чтоб завтра же к ней в зал переселился! Сын молча встал из-за стола, ушел… Рыдания застыли в горле комом, Она не «мама» — «бабка» и «свекровь». Дом стал чужим, жестоким, незнакомым. Когда же в доме умерла любовь? Очередная ночь была бессонной, Подушка стала мокрою от слез, И голова гудела медным звоном: — Зачем, сыночек, ты меня привез?
А утром сын подсел к ее постели, Боясь взглянуть в молящие глаза, С волнением справляясь еле-еле, Чуть слышно, полушёпотом сказал: — Ты, мам, пойми… Мне тоже очень трудно… Я между вами, как меж двух огней… А ТАМ еще к тому же многолюдно, Тебе с людьми там станет веселей. — Да мне, сынок, веселья-то не надо. Мне б рядом с вами, близкими людьми, Мне б помереть, сынок, с тобою рядом… — Да тяжело с тобой нам, ты пойми. У нас и так семья, дела, работа. И жизнь у нас ведь далеко не рай. Жене, вон, тоже отдохнуть охота, А тут тебе сготовь и постирай.
— Ну что, сынок, коль я обузой стала, Вези меня в тот «престарелый дом»…